Однажды в Америке - Страница 105

105

В одну минуту девятого в дверь постучали. Я открыл. На пороге стояла она. Еще более соблазнительная, чем в моих мечтах. Она была одета так, что это впечатляло и волновало. На ней были зеленая кружевная шляпа с огромными полями, потрясающе белое, обтягивающее платье, оставляющее обнаженными спину, плечи и руки, зеленые кружевные перчатки до локтей. И зеленые же туфли и сумочка.

Она протянула мне обтянутую перчаткой руку, и я легонько прикоснулся к ней губами. Закрыв дверь и не выпуская ее руки из своей, я провел ее в гостиную и повертел перед собой, рассматривая со всех сторон.

— Шляпа, и ты, и все, что на тебе, просто прекрасно, — произнес я.

— Тебе нравится шляпа? — переспросила она, стоя у зеркала и проверяя, надежно ли удерживают шляпу заколки.

— Просто соблазнительная, — ответил я.

— Ее создал мистер Джон, — сказала она.

— То есть?

— Это произведение мистера Джона.

— А-а,он шляпник?

— Нет, — улыбнулась она, — он художник.

— И платье тоже его произведение?

— Нет, милашка, он создает только шляпы. Платье делал Бергдож Гудман.

— А туфли и сумочку?

Она приподняла свою очаровательную ножку.

— Туфли от Палтера де Лизо, а сумочку создал Кобленц.

Она с улыбкой взглянула на меня, подперла обтянутым кружевами пальчиком подбородок, задорно усмехнулась и, кокетливо поведя глазами, сказала:

— А все остальное — это Ева Мак-Клэйн.

— То есть ты, — сказал я.

— То есть я. А ты?

— Я — Милашка. Ты дала мне это имя, и оно мне понравилось.

— Мне нравится это имя и ты, Милашка, — улыбнулась она. Да, она определенно чем-то напоминала Долорес. Я обхватил ее и начал целовать, крепко прижимая к себе.

— Ну пожалуйста, — нежно прошептала она. — Подожди немного.

— Ну хоть чуточку сейчас, — взмолился я. Она пожала плечами и, улыбнувшись, отошла к проигрывателю. Посмотрев на пластинку, она обрадованно сообщила:

— Это моя песня. Я под нее танцую.

Она включила пластинку и начала покачиваться и мурлыкать под «Красотка музыке подобна».

— Ты выступала в этом шоу? — спросил я. Она покачала головой и сказала:

— Сейчас посмотрим, сможешь ли ты отгадать, в каком шоу я выступала.

Она медленно завальсировала по комнате и начала расстегивать молнию на платье. Приблизившись ко мне, она наклонилась, выставив плечо. Я поцеловал теплую, розовую, благоухающую кожу, и она, отпорхнув, вновь закружила в танце.

— Угадал? — спросила она на ходу.

— Нет, — соврал я.

— Тогда вот тебе хорошая подсказка.

Не прекращая танца, она сделала волнообразное движение телом, и платье упало на пол. На ней не было нижней юбки. Под платьем она была одета только в белый атласный бюстгальтер и такие же панталоны. Она все еще оставалась в широкополой зеленой шляпе, длинных зеленых перчатках и зеленых туфлях.

Танцуя в ритме вальса, она сбросила туфлю с одной ноги, затем с другой. Тихонько напевая мелодию песни, она скатала с ноги чулок и швырнула его мне. Затем другой. Ее ноги были хорошо сложены и прекрасны. Наблюдать, как раздевается красивая женщина с пышными формами, было восхитительно до дрожи. Это походило на неспешное снятие покровов с впервые выставляемого на обозрение произведения искусства. Она подтанцевала ко мне и, подняв брови, спросила:

— Ну, Милашка, узнал, что за шоу?

— Бурлеск Минского, — довольно ответил я. — Продолжай, я возьму на себя роль аудитории.

Я поудобнее уселся в кресле и, хлопая руками в такт музыке, начал скандировать:

— Сни-ми е-ще! Сни-ми еще! Сни-ми еще!

Но она больше ничего не снимала и продолжала танцевать в чем была. Музыка кончилась, и она остановилась.

— Еще немного, — взмолился я. Она пожала плечами и поставила песню с начала. Я сидел, наблюдая за ее ритмичными, дразнящими движениями.

— Сейчас сними что-нибудь еще, — проканючил я.

— Что, вот это? — улыбнулась она.

— Да, пожалуйста, — прошептал я.

— В самом деле? — поддразнила она.

— Пожалуйста.

— Только для тебя, дорогой, — шепотом ответила она. — Я это сделаю только для тебя.

С улыбкой, одновременно и дразнящей, и страстной, она остановилась прямо передо мной, плавно покачивая бедрами. Лепестки ее губ приоткрылись.

— Дорогой, — выдохнула она, — я хочу вручить их тебе. Люби их нежно-нежно.

Она начала расстегивать застежку у себя на спине. Жарким, сухим от волнения голосом она прошептала:

— На, дорогой, возьми их. Они — твои.

И она бросила их мне на колени. Я ошеломленно поднял их. Это была прекрасно выполненная по форме и цвету пара накладных резиновых грудей. В немом оцепенении я изумленно таращился на нее. Она стояла в вызывающей позе, расставив ноги, уперев руки в бедра и пристально глядя на меня. Я перевел взгляд на ее грудь. Она была плоской. Да, она была такой плоской, какой только может быть плоская грудь безгрудой девки.

Я еще раз тупо посмотрел на накладки и швырнул их на стол. Они подпрыгнули.

— Ну-у? — вызывающе протянула она.

Я пожал плечами. Ко мне все еще не вернулся дар речи. Чуть погодя мне на глаза попался сверток, лежащий на столе. Я с ехидцей выдавил из себя:

— Этот сверток — тебе. Открой его.

Она с равнодушным видом развернула сверток, без всяких комментариев или эмоций изучила бюстгальтеры и примерила один из них на накладки. Затем с шаловливой улыбкой посмотрела на меня:

— Милашка, огромное спасибо. Они как раз по размеру.

И она протянула мне их для проверки.

— Ага, — проворчал я.

Улыбаясь и ласково глядя на меня, она подошла и взъерошила мне волосы:

— Мой милашка расстроился?

105