Однажды в Америке - Страница 97

— Мы с Петушком заплатим десять тысяч, если вы пришьете Везунчика.

Макс спокойно покачал головой:

— Нет, Майк. Мы не принимаем подряды на такую работу.

«Только по приказанию сверху», — мысленно добавил я. К нам приблизилась девушка. Та самая, с изумительными, прекрасными, совершенными, неотразимыми зимними дыньками.

— Милашка, — позвала она.

— Простите, джентльмены, это меня, — сообщил я и подошел к ней.

— Я не хотела вам мешать, но мне надо идти.

— Значит, все в порядке?

— Да, завтра мне надо быть на репетиции. Этот Теодор просто замечательный преподаватель танцев. Я хочу отблагодарить тебя. Сегодня вечером. — Она обольстительно улыбнулась. — Но где и во сколько?

Я немного подурачился. Нагнувшись, я попытался заглянуть ей за вырез платья и, громко облизываясь, произнес:

— М-м, м-м, я просто умираю от голода.

— Оставь это на вечер, милашка, — со смехом ответила она.

Я дал ей свой адреса отеле и спросил:

— Ужин до или после?

— До.

— Бифштекс или цыпленок?

— Бифштекс и картофель фри.

— Ужин будет подан в девять! — торжественно произнес я.

— Остальное будет подано в десять, — ответила она уже из дверей.

Группками, парочками и поодиночке девушки покинули заведение. На помосте остался только Петушок, танцующий под звуки фортепьяно. Он вращался и совершал прыжки с невероятной легкостью и поразительной виртуозностью. Он то отбивал ногами бешеную чечетку, словно выражал злость и возмущение, то грациозно кружился, двигаясь с томной откровенностью гавайских танцовщиц. Кончив танец, он приблизился ко мне и, тяжело дыша, прошептал:

— Этот танец был моим посланием тебе.

Я повернулся и молча отошел от него. Макс со смехом последовал за мной. Мы сели за стол и продолжили наше ожидание. Было начало второго, когда к нашему столу подошел Большой Майк. Виновато улыбнувшись, он сказал:

— Я, пожалуй, покину вас, ребята. Скоро появится Везунчик, а я не хотел бы присутствовать при чем-нибудь грубом.

Мы холодно посмотрели на него.

— Вали, — проворчал Макс, и он отвалил.

Лысый пианист ушел почти сразу после Майка. Теодор удалился в игрушечную по размерам административную комнату. Сквозь стеклянную дверь было видно, как он что-то записывает в большую тетрадь. Я взглянул на часы над баром. Час тридцать. Мы продолжали сидеть за столом, куря, выпивая и почти не разговаривая.

Входная дверь отворилась, и в зал вошли два человека. Оба около ста восьмидесяти ростом. Один среднего возраста и здоровяк, другой совсем юный и тонкий, словно хлыст. Они походили на ирландцев, и я отрицательно покачал головой, адресуясь к Максу. Везунчик был итальянцем, а Вилли — немцем.

— Да, это не они, — согласился Макс. Оба человека остановились, оглядывая зал Я не спеша приблизился и спросил:

— Кого-то ищете, ребята?

— У нас назначена встреча с Везунчиком и другими людьми, — ответил старший.

Младший посмотрел на меня с чуть неприязненным любопытством.

— Да, Везунчик мне говорил, — произнес я. — Мы тоже в этом участвуем. Он появится чуть позже. А пока мы можем познакомиться. Выпьете с нами?

Не дожидаясь ответа, я с радушной улыбкой подхватил их под руки и подвел к нашему столу.

Макс взглянул на меня. Я кивнул и, улыбаясь, сообщил:

— Они из тех ребят, которых попросил встретить Везунчик.

Я взял бутылку и наполнил два стакана.

— Спасибо, я не пью, — сказал молодой.

Старший с улыбкой взял свою порцию и произнес:

— А я, пожалуй, выпью.

С максимальной вежливостью, на которую только был способен, я подпихнул к ним пару стульев и сказал:

— Не хотите присесть?

Они опустились на стулья и с независимым видом стали разглядывать нас. Я непринужденно рассмеялся и сказал:

— Меня зовут Морис. Это Милти. — Я кивнул в сторону Макса.

— А это Мюррэй и Марио. — Я показал на Простака и Косого. Макс хохотнул, услышав, что все четыре имени начинаются с буквы «М». Старший ирландец дружелюбно улыбнулся и ответил:

— Я Фитцджеральд, но люди зовут меня просто Фитцем. А это Джимми.

— Выпьешь еще, Фитц? — спросил Макс.

— Не откажусь.

— И кого вы, парни, представляете? — спросил Макс.

— Да это и так ясно, — сухо произнес я.

— Мы от профсоюза, — ответил Фитц. — Мы делегаты.

— И как идут дела? — с улыбкой продолжил Макс.

— Какие-нибудь столкновения? — вылез Косой. Макс бросил на него предостерегающий взгляд и поджал губы, показывая, чтобы Косой не раскрывал рта.

— Да почти никаких столкновений. Везунчик прислал своих людей, и это несколько помогло, — ответил Фитц.

— Это уже некоторое достижение, — заметил я.

— Да, все не так плохо. Есть несколько домов, которые Везунчик хочет оставить в стороне от дел. Но, видимо, у него свои соображения на сей счет, — сказал Фитц.

— Не нравится мне, как ведутся дела, — произнес юный Джимми.

Фитц со вздохом кивнул в его сторону:

— Он в этом деле новичок. Его только что избрали. Он думает, что он рыцарь в сверкающих доспехах, вышедший на защиту униженных рабочих. — Фитц похлопал юного ирландца по спине: — У тебя есть идеи, Джим, но ты должен уметь поддерживать хорошие отношения с людьми. Вы бы видели этого малыша на митинге, — обратился он к нам. — Это настоящий оратор.

— Я обещал людям, что забастовка будет продолжаться и расширяться, — пробормотал Джимми.

— Послушай, Джимми, — сказал я. — Занимаясь такими делами, ты должен быть политиком. Ты должен уметь время от времени идти на компромиссы.

Он пожал плечами и упрямо поглядел на меня.

— Я не иду на компромиссы. Почему я должен уступать? Те, которые меня выбирали, зависят от меня и надеются на мое честное поведение. Они не зарабатывают себе на жизнь. Женатые мужчины получают от двенадцати до пятнадцати долларов за рабочую неделю продолжительностью от пятидесяти четырех до шестидесяти часов. А Везунчик говорит, чтобы я не рвал на себе рубаху и что он устроит нам доллар прибавки без сокращения рабочего времени или без каких-либо других улучшений. — Он обвел нас упрямым взглядом. — Я пришел сюда сказать Везунчику, чтобы он отвалил. За мной сотни человек с их семьями, и я должен беспокоиться только о них.