Однажды в Америке - Страница 140


К оглавлению

140

Глава 46

Это известие меня встревожило. Если мой младший брат осчастливил меня своим посещением, значит, случилось что-то действительно серьезное.

— Попроси его подождать, — сказал я Максу. — Я выйду через несколько минут.

Я поспешно засунул в сейф оставшиеся деньги и долго не мог закрыть замок. У меня начали трястись руки.

Ну и в переделку я попал. Все как в тумане, полная неопределенность. С одной стороны, мне не хотелось покидать нашу комнату до тех пор, пока я не удостоверюсь, что мои деньги в безопасности. Но с другой стороны, я должен был связаться с правительственными агентами, чтобы спасти нас всех от бессмысленной гибели. А тут еще братишка с его неожиданным посещением. Какое, к черту, дело могло заставить его сюда притащиться? Могу поспорить, оно имеет отношение к нашей маме. Ну и ситуация! Чем дольше я обо всем этом размышлял, тем в большее замешательство приходил. Мне понадобилось еще пятнадцать минут, чтобы закрыть сейф и уложить его в чемодан. Я вышел в зал. Мой брат сидел в баре в компании наполовину опорожненной бутылки виски. Мне стало не по себе. Если братишка явился за мной прямо сюда, значит, произошло что-то ужасное. Да, наверное, что-то случилось с мамой.

— Ну как ты, братишка? — спросил я, положив руку ему на плечо. Он сердито стряхнул ее:

— Где ты, черт возьми, пропадал? Почему ты заставил меня ждать?

— А что? Что-то случилось?

Он свирепо уставился на меня.

— Что-то? — повторил он. В его голосе звучало презрение и бессильная ярость. — Тебе было всегда плевать на то, как мы живем, ублюдок.

— Подожди, что-то случилось? С мамой? — встревоженно спросил я.

Он сразу весь обмяк, в глазах заблестели слезы. Он отвернулся и, всхлипывая, произнес:

— Мама в больнице. Она умирает. Она хочет тебя видеть.

По моей спине пробежали мурашки, в груди похолодело.

— Подожди минутку, — сказал я. На ватных ногах я вернулся в комнату и сказал, пытаясь сдержать дрожь в голосе:

— Макс, мне надо уйти. Моя мать в больнице. Повернувшись, я направился к двери.

Макс догнал меня и обнял за плечи.

— Если тебе понадобится помощь, дай мне знать.

— Хорошо, Макс, — тихо произнес я. — Спасибо.

Мы с братом вышли на улицу. Он поймал такси. В одну минуту мир потерял для меня все свои краски, кроме черной. В моей груди бешено колотилось сердце, голова раскалывалась, тело стало липким от пота. Некоторое время брат молчал, а затем пробормотал:

— Ты мерзкий ублюдок. Ты не появлялся у нас годами. Ты разбил ее сердце.

— Но я посылал деньги, — промямлил я.

— Кому нужны твои вонючие деньги? Я сам забочусь о маме.

У меня не было сил возражать. Горькие слезы стояли у меня в глазах.

Я даже не заметил, как мы доехали до больницы. Брат расплатился с таксистом. В оцепенении я поднялся вслед за братом по больничной лестнице и вошел в палату.

Мама открыла глаза и улыбнулась мне своей чудесной нежной улыбкой.

— Сынок, — еле слышно позвала она и потянулась ко мне. Меня била дрожь. В глазах потемнело. Я прильнул к ее руке.

— Как… ты… живешь… мой сыночек? — с большим трудом проговорила она. — Ты нашел работу? Ты… хороший мальчик? — Ее шепот стал почти беззвучным. — Ты хорошо… ведешь себя? Сынок?

— Да, мама. У меня работа за городом.

Больше говорить она не могла и впала в беспамятство. В полном отчаянии я бросился искать врача. Я влетел в его кабинет и стал бессвязно молить его о помощи.

— Тут уже никто не в силах помочь, — сказал он и, печально покачав головой, добавил: — Ей осталось всего несколько часов.

Я больше не мог сдерживать себя и разрыдался. Брат взял меня под руку.

— Держи себя в руках, тупая скотина, — сказал он.

Он довел меня до ближайшей забегаловки. Мы сели за стол и выпили. Я остался, пытаясь с помощью виски заглушить терзающие меня адские муки. Брат вернулся в больницу. И вдруг я вспомнил, что должен связаться с парнями из управления. Я вышел на улицу, нашел какую-то аптеку и попросил дать мне телефонный справочник. Отыскав в нем номер нью-йоркского отделения, я позвонил и подробно рассказал о предстоящей поездке, о том, где удобней сделать засаду на пути транспорта, и услышал на том конце голос, который не скрывал своего скептицизма:

— А откуда мы знаем, что это не глупый розыгрыш, что ты просто не отнимаешь наше время? Что заставило тебя позвонить? Как твое имя?

Я был настолько сбит с толку, что проорал в трубку свое имя и сообщил, что сам буду участвовать в сопровождении транспорта. Я проклинал его минут пять, а затем повесил трубку и вернулся в бар. Пришел брат и тихо сказал:

— Мама все еще без сознания.

Я зарыдал, слезы закапали прямо в стоящий передо мной стакан с виски. С отвращением взглянув на меня, брат вышел. Через некоторое время я вернулся в больницу. Я сидел рядом с мамой и не отрываясь смотрел на ее лицо. Ее дыхание вырывалось из груди вместе с тяжелыми хриплыми стонами.

И вдруг мама открыла свои чудесные глаза и стала искать мою руку.

— Я умираю, сыночек.

Я взял ее за руку. Не желая смириться с надвигающимся на меня ужасом и не зная, как уберечь и защитить мою маму, я заплакал, как маленький ребенок:

— Мама, мамочка…

Ее лицо светилось печалью и нежностью.

— Мы встретимся с тобой на том свете, детка, — успокаивала она меня.

— Но меня не пустят туда, чтобы встретиться с тобой. — Я безудержно разрыдался. — Я очень, очень плохой.

— Я попрошу за тебя у Бога, сынок.

Ее дыхание постепенно угасло.

Я услышал рыдания моего младшего брата, стоявшего рядом:

— Это ты убил маму! Ты разбил ее сердце. Ты, мерзавец!

140