Я чуть не задохнулся. Подражая манере кинозлодеев, Макс произнес:
— Ты — умник, да, умник? Нам ты, умник, ни на что не нужен. Только стричь и брить. А тот, который Хемингуэй, пусть катится к чертям собачьим. Понял, умник?
Обаятельная улыбка на лице парикмахера быстро исчезла, уступив место выражению полной растерянности. Он шарил взглядом по нашим бесстрастным лицам, но мы не издавали ни звука. Макс опустился на стул и жестом велел ему начинать. В комнате стояла полная тишина. Было слышно лишь щелкание ножниц, порхающих у Макса над головой. Даже старик, попыхивающий сигаретой, не издавал ни звука. Я улыбнулся ему. Он улыбнулся мне в ответ. «Какой отличный старик этот Шварц», — подумал я.
Он чем-то напоминал мне моего отца. Скоро еврейский родительский день. Я подумал, что до праздника нужно успеть навестить могилу моего старика. Я представил, как обрадуются мама и братишка, когда увидят новый большой памятник на его могиле. В дверь снова постучали.
— Черт возьми, — сказал Косой. — Плотность населения быстро возрастает.
Это был посыльный из магазина готового платья. Я заказал ему рубашки и всякую мелочь.
— Мы носим только белье фирмы Рейса, — заметил Макс. Продавец улыбнулся:
— Будь спок, старина.
Я отметил про себя это «будь спок». Все мы до дыр затаскали «отлично», а его «будь спок» звучало несколько по-британски.
— Англичанин? — поинтересовался я.
— Нет, я родился здесь, в Нью-Джерси. — Посыльный улыбнулся. — А мое произношение и милые словечки типа «старина» я подцепил в магазине, где работаю. Он называется «Старый Лондон». У них даже носки старые — из любви к традициям.
Мы оба рассмеялись. Он удалился, пообещав быстро вернуться со всем необходимым.
После того как парикмахер закончил работу. Косой встал перед зеркалом и, приглаживая свои курчавые волосы, шепеляво пел.
— А ведь правда, што мы вше ошень шладкие и шимпатишные?
Мы последовали его примеру и поправили свои прически, стараясь выглядеть не менее женственно.
Макс заплатит парикмахеру двадцать долларов, и тот удалился с совершенно ошалелым видом. Когда за ним закрылась дверь, старик расхохотался.
— А как насчет того, чтобы покидать чего-нибудь в брюхо? — предложил Простак.
— Покидаем. После того как помоемся и оденемся к обеду, — ответил Макс. Через несколько минут прибыл посыльный из «Старого Лондона» с ворохом заказанного нами барахла. Макс расплатился. Этот парень не взял чаевых, чего мы совершенно не поняли.
К тому времени, когда мы вышли из душа, явился один из ребят мистера Шварца. Он был так увешан коробками, что с трудом протиснулся в дверь. Макс сунул парню десять долларов на чай, в результате чего тот вогнал нас в краску своими бесконечными благодарностями.
Мистер Шварц остался, чтобы распаковать вещи.
— Разрешите помочь вам, мальчики, с этими замечательными галстуками-бабочками.
Завязывая нам галстуки, он продолжал свой ненавязчивый треп. Он любовался нами так, словно мы были его любимыми сыновьями. Когда мы закончили одеваться, он еще раз оглядел нас со всех сторон, чтобы убедиться, что все в полном порядке. Заключение было благоприятным:
— Вот сейчас, мальчики, вы похожи на джентльменов.
По лестнице мы спустились все вместе. Прощаясь, старик с грустью спросил:
— Можно мне как-нибудь навестить вас?
— Мы будем рады видеть вас в любое время, мистер Шварц, — ответил я. — Пока тут живем. Как насчет того, чтобы пообедать вместе с нами?
— Нет, спасибо. Желаю вам хорошо повеселиться. — Старик помахал нам рукой и зашагал к выходу.
После обеда мы направились в гараж отеля и забрали наш «кадиллак». Немного попетляв по улицам, мы добрались до казино. Косой объехал его несколько раз, и мы хорошенько ознакомились с окрестностями. Казино располагалось в приземистом, массивном деревянном строении, стоявшем вдалеке от соседних домов и окруженном обширными ухоженными газонами. За ним находилась автостоянка, основательно заполненная автомобилями, от одного вида которых в голову лезли мысли о больших деньгах.
«Кадиллак» свернул на подъездную аллею. У входа нас встретил швейцар в униформе.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказал он, протягивая Косому парковочный талон.
Один из служащих в точно такой же, как у швейцара, униформе сел за руль, чтобы отвести «кадиллак» на стоянку. Мы занялись подсчетом людей в форме, без дела слонявшихся возле входа.
— Охрана, — произнес Макс.
Мы вошли в здание. В небольшой раздевалке симпатичная девушка приняла наши шляпы. Мы поймали на себе пристальные взгляды двух высоких мужчин в вечерних костюмах, которых решили не замечать. Один из них приблизился к нам.
— Вы тут впервые? — вежливо осведомился он.
— Совершенно верно. Когда-то ведь надо начинать, — сухо ответил Макс. Мужчина отвел нас к конторке, за стеклянной перегородкой которой сидел кассир. Макс достал из кармана деньги и преувеличенно робко обратился к кассиру:
— Хочу сыграть по маленькой. Исключительно для удовольствия. Дайте, пожалуйста, стодолларовых фишек на десять тысяч долларов.
Небрежно отсчитав от толстой пачки десять тысяч, он сунул тих кассиру.
Кассир оказался видавшим виды малым: ничуть не удивившись и лишь слегка поведя бровью, он равнодушно отсчитал нужное количество фишек, и мы рассовали их по карманам. После чего проследовали в большой зал, который, судя по его размерам, был единственным в этом заведении.
— Класс! — вырвалось у Простака. Это относилось и к обстановке, и к людям. Мы помедлили у входа, делая быстрые подсчеты.